Когда-то он говорил «все мои проблемы от женщин». Много раз женился, много расходился. Кажется, теперь в жизни Владимира Кузьмина пора расставаний и горьких разочарований осталась позади.
Сегодня ему пятьдесят один, а не скажешь. Подтянут, длинные волосы вразлет, обтягивающие кожаные брюки и куртка. Гоняет по ночной Москве на мотоцикле не хуже любого рокера. И не один, а с красавицей-женой, ростом на полторы головы выше него.
- Владимир, слышала, больше всего на свете вы не любите говорить про развод с Верой Сотниковой. Почему? Ведь в вашей жизни этот развод не первый и не последний.
- Минуточку! Попросил бы пророчеством не заниматься! Согласен, развод с Верой не первый. Но, надеюсь, все-таки последний. Потому как сразу же после развода я женился на Кате. И разводиться с ней не собираюсь. Она моя красивая и добрая сказка, в которую я верю.
А Вера Сотникова… Ну, зачем говорить про то, что уже закончилось? Зачем бередить прошлое? Вере я очень благодарен за прожитые со мной годы, за терпение, за все, что она сделала для меня. Но это прошлое! Давайте говорить о настоящем.
- Согласна. Но при этом вы совершенно спокойно рассказываете о разводе со своей американской женой?
- Вы журналисты - как прицепитесь! Поймите, американская жена – это другое. Там отношения совсем другие, расставание происходило по-другому, да и вообще она уже не живет здесь. Она давно уехала в Америку, значит, не читает нашу прессу. А Вера живет здесь!
И если Вера в каждом интервью говорит «на вопросы про Кузьмина я отвечать не буду!», то зачем это делать мне? Я стараюсь быть корректным в этой теме. Согласитесь, развод – это всегда боль, разочарование. Надеюсь, у Веры на данный момент все хорошо. Во всяком случае, я желаю ей этого.
- С Аллой Борисовной почему-то вы не были столь корректны…
- В смысле?
- Когда в одном из интервью сказали, что Пугачева пыталась насильно женить вас на себе, вы нелестно высказались в ее адрес.
- Вечно все напридумываете! У меня же там интонация была ироническая. Ее же в газете не передашь! Смысл совсем другой был, и вообще, это была шутка. Я просто сказал, что Пугачева якобы хотела выйти за меня замуж, но я не мог на ней жениться, потому что был женат, и у меня было трое детей.
А в то время развод с тремя детьми не давали. И Алла Борисовна сказала: «Нет проблем, я сделаю тебе развод». И со своими связями этого добилась. А потом, когда я стал свободен, мы с ней поняли, что не сможем жить вместе. И она меня отпустила.
- А вы в курсе, что она разозлилась на вас за то интервью, и одному из изданий сказала, что, мол, я Кузьмину не с разводом помогла, а со справкой из психдиспансера, потому как за границу его не выпускали?
- Я уже не раз извинялся перед Аллой Борисовной. Хотя виноватым себя не считаю: это журналисты все переиначили. Конечно, я ей многим обязан, она мне много дала и помогла, я многому научился у нее. Я все это помню. Сейчас у нас, к сожалению, не такие тесные контакты, как раньше. Время-то идет.
Я уже давно абсолютно самостоятельная личность. Когда-то мы работали вместе, выступали. Я написал для нее несколько вещей. А потом понял, что это не моя музыка. Я мечтал играть одно, а поклонники Пугачевой хотели слушать другое. Мне и на фиг не нужны были все эти оханья и аханья девчонок! Не мое это. Видимо, я не артист.
Вот Филипп Киркоров, Борис Моисеев - они артисты. А я, прежде всего, музыкант. Я хотел играть хорошую музыку. От творческой неудовлетворенности я задыхался. Когда нас пригласили на гастроли в Америку, я решил там остаться, начать жизнь с чистого листа.
- Но потом вернулись и теперь туда больше не тянет?
- Я часто езжу туда. Раньше уезжал как из ада в рай, а теперь порой уговариваю себя: «Ну, надо съездить, надо!» У меня ведь в Сан-Диего остались друзья, квартира, своя студия. Там солнце круглый год.
Правда, когда я прилетаю, то почему-то сразу же начинаются дожди. Мой родной брат Саша, живущий в тех краях, шутит, что как только гроза собирается, значит, Кузя едет.
- Насколько мне известно, ваша американская жена была фотомоделью. Как это вам, играя по ночным клубам, удалось «подцепить» такую фифу?
- Мы, между прочим, как музыканты, были там довольно известными. Я нормально выглядел, был очень фотогеничен, играл здорово, по-английски хорошо говорил. Так что не надо «опускать» меня ниже пояса! Однажды я даже послал свою кассету самому Луи Грэму. А он на тот момент был один из самых серьезных продюсеров в Америке.
Он ответил мне, мол, сейчас закончится тур, и я приглашу вас на запись альбома. Но через месяц пришло известие, что он погиб в авиакатастрофе. Значит, не судьба была. А с американской женой мы познакомились еще до моего отъезда в Америку. Мы жили здесь, в России.
Вначале жили гражданским браком. Но такие заморочки от этого были! В гостиницу устроить нельзя, в другой город выехать нельзя! В общем, решили отношения зарегистрировать.
- А ей в России нравилось?
- Вначале нравилось: интересная страна, российское бытие со своими прибамбасами, внимание к ней со стороны прессы. А потом все это ей надоело. Точнее, стало пугать. Здесь же начиналась новая жизнь – новые русские, бандитские разборки, рэкет. А она к этому не привыкла.
Не понимала, почему это на ее супруга постоянно наезжают какие-то стриженые молодцы, чего-то от него требуют. Тем более, по-русски она и двух слов связать не могла. Сидела молча, боязливо глазами блымала, улыбалась.
Ну а когда у нас здесь путч произошел, ее терпение окончательно лопнуло, сказала: «В этой страшной стране я жить не буду! Выбирай или я, или Россия».
- Вы выбрали, естественно, ее и Америку?
- Ну, да. На самом деле, там мы не долго жили вместе. Она довольно избалованная девица: богатые родители и все такое. В общем, в один прекрасный день, я, как обычно, умотал от нее, взяв с собой только гитару.
- «Как обычно» - это означает, что от своих влюбленных вы всегда уходили первым?
- В основном, получалось почему-то так. Вы, конечно, не подумайте, что я «вот какой злодей-б..дун!» Ну, это слово вы все равно не напишете. Я его в разговоре так употребил… Просто у меня была смешная история.
Я давал интервью какой-то газете, рассказывал, как в клубе ко мне подошел шеф-повар и говорит: дайте автограф! Я расписался, а он мне: «Владимир, мы с вами похожи. У нас с вами глаза бля..кие».
А в газете написали не «б…е», а «игривые». Эмоциональная разница ощущается, да? В общем, не в этом суть. Ну, так вот, я не злодей какой-то, постоянно бросающий женщин.
Наоборот, мне кажется, что женщины всегда пользовались мной. Они все время портили мне жизнь, создавали головную боль, чего-то требовали. Они хотели быть непременно на первом месте. Ни с кем я не расставался по-дружески! Ни с кем!
- А кто или что у вас было на первом месте?
- Я, прежде всего, музыкант, творческий человек. Это нужно понимать. У меня на первом месте была музыка. Вы же понимаете, и гастроли всякие там, и поклонницы. Это часть моей работы. Это нужно было просто принять, как есть, а не стараться переделывать меня. Или ждать, когда я изменюсь сам. Вот сейчас время пришло.
И для меня теперь на первом месте стоит Катя, а уже потом музыка. Но Катя не просила меня об этом, не требовала, чтобы она стала для меня единственной и неповторимой. Так решил я. Она не ставила условия - «я или музыка». Она спокойно относится к поклонницам, во всяком случае, с пониманием.
Я очень изменился, стал совершенно домашним. Светская жизнь, как я уже говорил, меня практически не интересует. Все время мы проводим вместе. Вместе строим график гастролей. Мы читаем одни книги, слушаем одну музыку, путешествуем, у нас общие впечатления – и это наша жизнь.
У нас даже вкусы совпадают. Если мы что-то покупаем для дома, то кладем глаз всегда на одну эту же вещь. В выборе одежды – то же самое. Такая гармония отношений в семьях редко бывает, а нам вот повезло. Это называется – нашли друг друга.
- Быт не давит?
- Да как-то не особо все это заедает! Катя дома не убирается, не стоит часами у плиты. В доме есть, кому следить за порядком, а обедать мы частенько наведываемся в соседний ресторан.
Хотя, если у Кати есть настроение, она может что-то приготовить и сама. У нас все хорошо, мы живем в мире и согласии. Хотя многие говорили: мол, больше года они не проживут. Прожили!
Если бы я гулял, бухал с друзьями, кололся… А у нас нет никого: ни друзей, ни гостей, ни тусовок. У нас есть только Катя, я и гитара. И мы в таком тесном кругу счастливы.
- Кстати, одно время ходили слухи, что вы подсели на наркотики…
- Все рок-музыканты через это проходят. Главное – вовремя остановиться, не подсесть на эту дрянь, не кирять по-черному. Когда я узнал, что от этого умерли мои кумиры Джимми Хендрикс, Джим Моррисон, Джениc Джоплин, а им всего-то было по 28 лет, то сказал себе: я вообще больше никогда!
Я не хочу быть алкоголиком, не хочу быть наркоманом. Я хочу жить! У меня молодая жена, у меня прекрасные дети. Не стоит дурака валять! Хватит, я в своей жизни уже начудил сполна!
- Даже в психбольнице побывали?
- Бывал и там, все по той же причине о которой только что рассказывал. Там и настоящие психи лежали, и такие, как я, и косящие под психов – те, кто в армию идти не хотел. Помню, иду по коридору, а мне навстречу конкретный псих, с бешеными глазами и растопыренными руками бежит, останавливается передо мной и кричит: «314-й идет на посадку. Разрешите сесть?»
Я то ли от неожиданности, то ли от страха, что сейчас мне голову расшибет, говорю: «Разрешаю. Садитесь». Он развернулся - и «полетел» дальше. Больше ко мне не подходил. Зато всех остальных доставал крепко - видимо, потому, что все они его просто посылали куда подальше, а посадку не разрешали.
- После вашего рассказа хочется спросить: чего вы больше всего боитесь?
- Старости! Ну, не в том смысле, что удовлетворить жену не смогу, импотенция там, и все такое. С этим у меня все в порядке, можете у жены спросить! А в том смысле, что время уходит и живешь с ощущением, что чего-то в жизни не успел, что-то упустил. Мне даже на сон времени жалко: посплю пять-шесть часов в сутки и подскакиваю.
Занимаюсь игрой на гитаре, звукозаписью, компьютерными музыкальными технологиями, много стал читать. В молодости кажется, что время безмерно, успеется все, тратишь его попусту, на фигню какую-то. Эх, нам бы в молодости да нашу зрелую мудрость!
